Пожар на ТЭЦ-21 (Москва) 03.01.1979 г.
Источник: личное описание событий непосредственным их участником, командиром 2-го батальона в/ч 5103 В.Я. Никитенко.
— Около 3 часов ночи 3 января 1979 года я, в то время командир 2-го батальона в/ч 5103 (2-я бригада), получил сообщение, от которого бросило в жар: мощный пожар на
На ТЭЦ произошла авария: разрыв корпуса стальной задвижки на линии байпаса (мазутного регулирующего клапана). Мазут и дизельное топливо, разогретые до 140о С, под давлением 30 атм. хлынули из трубопровода диаметром 800 мм на работающий раскаленный котел №2. Весь обслуживающий персонал станции покинул здание из-за явной угрозы.
Подачу мазута сразу предотвратить не удалось: аварийная задвижка отказалась неисправной из-за сорокаградусного мороза. От соприкосновения смеси мазута и топлива с горячими поверхностями машин и котла в 02:37 в цехе произошел первый взрыв. Обрушилось железобетонное потолочное перекрытие главного корпуса, оказались повреждены находившиеся в нем котлы №№1 и 2. Был поврежден газопровод для резервной топки котлов. Из трубы диаметром 600 мм в объятый пламенем цех начал вырываться газ под давлением 15 атм.
В цеху образовалась смесь паров топлива, газа и воздуха. Неуправляемая огненная стихия набирала силу с каждой секундой, скорость горения мазута увеличилась до 0,93 кг/см2 в мин., площадь горения составила более 1000 м2. Аварийная обстановка на станции грозила взрывом всего цеха, разрушением машинного зала и главного щита управления и в результате – остановкой ТЭЦ. А это значило бы, что две трети столицы останутся без тепла и света в сорокаградусный мороз.
В 02:39 на пожар прибыл караул 51-й районной роты под руководством лейтенанта Е.П. Ермолова. Этот молодой лейтенант первого года службы впервые в своей жизни один на один столкнулся с ситуацией, когда от его распоряжений зависело начало настолько тяжелой борьбы с разыгравшейся стихией. Судьба устроила ему и его подчиненным суровое испытание на прочность и выдержку.
Я хорошо знал лейтенанта Ермолова, часто проводил пожарно-тактические занятия с его караулом на
Лейтенант не потерял самообладания. Уже через 4 минуты после прибытия он объявил пожар №3, правильно определил решающие направления и подал ствол ГВП-600 (генератор высокократной пены, способный подавать 600 л пены в секунду) по маршевой лестнице административного корпуса на уровень 2-го этажа для тушения нефтепродуктов в месте разрыва трубопровода. Кроме того, Ермолов от автонасоса подал еще два ствола ГВП-600 на тушение разлившегося мазута в котельном цехе. Все это были правильные решения молодого командира. Но для такого пожара поданные стволы были каплей в море.
К этому времени на пожаре уже было сосредоточено более 10 пожарных подразделений. К руководству тушением приступил прибывший оперативный дежурный по 2-му батальону в/ч 5103 старший лейтенант Михаил Бударев, который ранее служил у меня в 41-й роте рядовым солдатом-пожарным.
В 02:41 прибыл караул 13-й роты во главе с офицером первого года службы лейтенантом Шуляренко. По приказу оперативного дежурного Бударева караул Шкуляренко установил автонасос на гидрант и подал в котельный цех на отметке 3 ствол ГВП-600 и два ствола «А» - мощных водяных ствола, подающих 32 литра в секунду каждый, со стороны котла №1.
Мы регулярно проводили для всех офицеров батальона учения и занятия на
Около 2:56 произошел второй мощный взрыв, который практически разрушил котлы №№1 и 2, а так же часть железобетонного перекрытия. Деформировались стены, перегородки, все металлические конструкции, а двутавровые металлические балки были скручены как тоненькие веревочки.
Предвидя страшную угрозу развития пожара, старший лейтенант Ермолов и прибывший оперативный дежурный старший лейтенант Бударев в 2:57 повысили номер пожара до 5. Затем они потребовали от дежурной администрации письменного разрешения на снятие (отключение) электрического напряжения для начала тушения и подачи водяных стволов.
Таким образом, всего через 17 минут после сообщения о пожаре два младших офицера сделали все от них зависящее: смогли четко выбрать самые сложные, решающие направления на пожаре и начать тушение. Работая смело и мужественно, эти офицеры 51-й и 13-й рот 2-го батальона в/ч 5103 сделали почти невозможное. По итогам тушения этого пожара лейтенанты Шуляренко и Ермолов и их подчиненные были заслуженно награждены медалью «За боевые заслуги».
В описании пожара было отмечено: «Успешный исход тушения пожара на
Я прибыл на пожар в 03:15. К этому времени распространение горящей жидкости стало молниеносным. Возникла реальная угроза проникновения огненной массы из котельного цеха в машинный зал, кабельные полуэтажи и тоннели, на главный электрораспределительный щит управления. В помещении цеха была высокая температура. Густой едкий дым затруднял дыхание и ограничивал видимость.
Надо отметить, что меня выручило отличное знание объекта. Еще находясь на Дмитровском шоссе, в пути, я стал по рации передавать информацию. Подтвердил пожар №5, указал места нахождения пенных задвижек, особенно на входах в кабельные тоннели, места установки на водоисточники автонасосов и насосной станции. Передал приказ начальнику караула 51-й роты Ермолову подать не менее двух стволов ГВП-600 со стороны главного щита управления, чтобы огонь по кабельным тоннелям не прорвался к щиту, ведь тогда могла случиться катастрофа.
Первым делом, прибыв на пожар, я вместе с оперативным дежурным Бударевым и начкаром Шуляренко открыли подачу пены в кабельные тоннели. Я с облегчением услышал характерное шипение пены в трубах и сказал офицерам: «Ребята, одна победа есть!» Это действительно была крупная победа, пена надолго задержала продвижение огня к главному щиту управления. Но надо было действовать дальше: распространение пожара мы остановили, но в это время в горящем цеху произошел взрыв и разрушение котла №1.
На тушение уже прибыло более 15 автомобилей, на ТЭЦ спешило вызванное начальником узла связи УПО Валентиной Гавриловной Леоновой подкрепление по пятому номеру. Зная, что на помощь идут значительные силы, я приказал Будареву и Шуляренко расставлять насосы на градирню для забора теплой воды, автомобилям воздушно-пенного тушения подавать стволы со стороны котла №2 в цехе станции, так как котел №1 был уже разрушен.
Из-под крыши 45-метрового корпуса вырывались языки пламени и черного дыма. Красно-черный столб вырос в центре цеха, над котлом №2. Это означало, что потолочное перекрытие над котлом уже взорвалось.
В считанные минуты были установлены на водоисточники автонасосы 41-й и 31-й рот, проложены к подъездам магистральные линии. От автоцистерн подали пенные стволы на первые-вторые этажи в очаги интенсивного горения.
Бударев передал мне письменное разрешение дежурного персонала ТЭЦ на снятие напряжения и тушение пожара водой. Это практически была вторая победа, но тревога и волнение за жизнь подчиненных вышли на первое место. На объекте сотни метров кабелей, а значит, даже после снятия напряжения в кабельных линиях могут быть так называемые блуждающие токи. А значит, люди все равно в опасности.
Кроме того, администрация все еще не могла перекрыть резервную задвижку подачи мазута. Это действительно было непросто: в главном корпусе, где произошел пожар, располагались шесть мощных котлов и шесть генераторов, объединенных в одну технологическую линию. То есть топливопроводы, паропроводы, электрораспределительные щиты, кабельные линии и другое оборудование были общими всех. А значит, приостановить подачу мазута было теоретически возможно, но не только к горящему котлу, а ко всем шести котлам сразу. Это означало, что тепло и электричество перестанут поступать в дома и на производство. И это в сорокаградусный мороз!
Было ясно одно — каким бы исход тушения котлов №№1 и 2 ни был, сейчас главное и основное — не допустить распространение огня на котлы и генераторы, и особенно на главный щит управления, который находился на уровне 3-го этажа. Это стало решающей задачей для ликвидации пожара и спасения станции. Но решить эту задачу было очень трудно ввиду исключительно опасного характера пожара. Мне нужно было в этот решающий момент не ошибиться, не дрогнуть и выбрать наиболее эффективное и решающее направление, чтобы максимально «навалиться» на пожар и затем его ликвидировать.
После нескольких разведок пожара — а объект я знал наизусть — мне стало ясно, что в наиболее опасном положении находится главный пульт управления станции. А так как он находился на уровне 3-го этажа здания, подавать огнетушащие вещества было бы лучше с более высокого уровня, чтобы получить максимальный эффект тушения. А значит, надо было подняться на отметку 8, которая соответствовала высоте 35 м, со стороны главной маршевой лестницы. Именно отсюда открывалась страшная картина пожара, бушевавшего внизу, и именно отсюда была возможность, хотя и крайне рискованная, для маневров стволами в нескольких направлениях. А это давало ствольщикам возможность отхода в случае явной угрозы их жизни.
В 03:20 я скомандовал оперативному дежурному Будареву начинать прокладку рабочих линий от установленных на водоисточники автонасосов 41-й, 51-й и 9-й рот по маршевой лестнице на 8-ю отметку. Ответственным за оперативность проведения этой операции я назначил начальника караула 41-й роты лейтенанта Мамченко. Ему придавался личный состав 51-й, 41-й и 9-й рот.
Тогда же на пожар прибыл штаб пожаротушения в/ч 5103 под руководством майора А.М. Жуковского. Он молниеносно оценил обстановку, подтвердил действия первого и второго руководителей тушения пожара, вызвал автолестницы 50–60 м длиной и одобрил мои действия. Мне было поручено организовать боевой участок с целью не допустить огонь к главному щиту управления станции, при этом в мое распоряжение поступили еще два караула 31-й и 19-й рот под руководством лейтенанта Акацкова и старшего лейтенанта Кулибабы.
Штаб пожаротушения УПО еще только подъезжал к месту событий. Его возглавил один из опытнейших «тушил» среди дежурных по городу, майор Василий Алексеевич Лященко. С дороги он давал распоряжения по рации. Больше всего он был обеспокоен тем, что к котлам №№ 1 и 2 все еще поступал мазут.
Итак, в 03:25 я стал отвечать за один из самых ответственейших, самых опасных и решающих боевых участков на пожаре. Только мы находились на высоте, остальные четыре участка находились в котельном цехе и зале, то есть внизу, на земле. Эта высота стала для меня и моих подчиненных решающей на этом сложном пожаре. Это было для нас испытанием. Конечно, тогда, в те минуты, никто об этом не думал, а когда включились в смертельную схватку со стихией, то и мысль была у всех только одна – как победить пожар.
Личного состава на нашем участке было недостаточно, потому что на пожар высылались только автонасосы, а многие бойцы были направлены на другие боевые участки. Поэтому поднять все рукавные линии, стволы, в том числе и лафетные, на 8-ю отметку было нелегко, а время летело очень быстро, пожар набирал силу. Мне пришлось жестко разговаривать с начкарами Мамченко, Акацковым и особенно Кулибабой об ускорении сосредоточения стволов на позициях и недопущении замораживания воды в разветвлениях и рукавных линиях. Для себя же отметил, что, возможно, дело не в пассивности бойцов. Это могло быть временное замешательство, страх (мы поднимаемся в самое опасное место!) или еще какие-то эмоции. Но я твердо знал, что медлить нельзя, и кое-где допускал жесткость и даже грубость. Но, уверен, в тех обстоятельствах это было оправдано. Мне нужно было во что бы то ни стало спасти, уберечь личный состав от возможных травм и гибели, ведь жизнь человека дороже всего, это в любой ситуации самое святое.
Поднявшись на 8-ю отметку и оценив обстановку, я решил разбить боевой участок на три направления.
Первое главное ударное направление было определено с площадки маршевой лестницы — максимально приблизиться к обрыву бушевавшей внизу стихии и ввести мощный лафетный ствол и два ствола литер «А» прямо в очаг горения. Большая производительность стволов и мощные струи воды сбивали пламя и охлаждали котлы, оборудование и коммуникации.
Второе направление — из коридора 3-го этажа влево по технологическому металлическому балкону производственного корпуса силами 19-й роты было подано два ствола «А» (мощность 32 л/с) и дин ствол «Б» (18 л/с), чтобы не допустить огонь к электрогенераторам и главному щиту управления.
Третье направление — из коридора 8-й отметки, в основном силами 9-й и 51-й рот, по металлической лестнице на 4-й этаж был подан ствол «А», ствол «Б» и два ствола от внутренних пожарных кранов. На этом направлении я поставил задачу не допустить прорыва огня к главному щиту управления, который находился этажом ниже, и интенсивно вести охлаждение всех коммуникаций и оборудования.
Таким образом, на 8-й отметке заработали семь водяных стволов, в том числе один лафетный. Большой объем воды хлынул вниз на горящие котлы №№1 и 2. Однако газ и мазут перекрыты еще не были. Вода со стволов, хотя и начала «давить» пламя, в основном испарялась, и мгновенно увеличивалось количество горячего пара. Хотя потолочное перекрытие над котлом №2 частично разрушилось, под основной его частью скапливалась гремучая смесь продуктов горения. Кроме того, под перекрытием резко повышалось давление. Мы находились под самой кровлей. Работать становилось практически невозможно. Высокая температура прижимала ствольщиков, раскаляла резиновые маски аппаратов КИП-8. С каждой секундой нарастал гул, а затем началась вибрация всех лестниц и сооружений, на которых находился личный состав.
Некоторые бойцы и офицеры не выдерживали и временно отходили с боевых участков на маршевую лестницу. Интуитивно я чувствовал, что наступает критический момент, что в считанные секунды огонь «дожмет» нас и мы вынуждены будем уйти с занятых позиций. Я, Мамченко и Акацков стали брать у бойцов стволы и в целях самосохранения окатывать их и себя водой для охлаждения. Но это мало помогало. Наступал момент переломный, кульминационный. Некоторые бойцы теряли самообладание, кое-кому становилось плохо. Сильная температура выводила людей из строя. Некоторым приходилось оказывать помощь, чтобы они не свалились, что грозило неминуемой смертью.
К этому времени все перекрытия и лестницы под ногами у нас стали вибрировать еще больше. Это означало, что сила давления под перекрытием возрастала. Это были самые критические минуты для меня. Я понимал степень личной ответственность за жизнь людей, понимал, что нельзя бросать боевые позиции, но и мои силы были практически на исходе. В сознании мелькали и панические мысли, что, возможно, из этого ада нам не выбраться живыми. Впервые мне было настолько страшно. А отходить было практически некуда. Все бросить и убежать — это трусость, и допустить этого я не мог. У нас еще оставался какой-то маленький запас прочности.
Из-за сплошного гула никаких сообщений по рации я уже не слышал. И вдруг вверху, прямо над головой, раздались мощные трески, похожие на артиллерийские выстрелы. Я слышал такое не раз и понял, что это не выдерживают температуры и давления железобетонные плиты, уже начинавшие трескаться и разрушаться. В любую секунду могли обрушиться перекрытия.
Теперь уже я не колебался не секунды — срочно дал команду положить стволы, уйти с боевых позиций, всем пробираться к маршевой лестнице. Но в этой жуткой ситуации быстро отступить не получалось. Все промокли до нитки, боевки давили, тяжелое снаряжение и стволы мешали. Многим надо было помогать эвакуироваться.
В тот критический момент я понял, что Бог есть! С неимоверными трудностями, путаясь в рукавных линиях, мы все же, не оставляя ни одного бойца, ушли с самого опасного места и уязвимых участков. Чтобы преодолеть расстояние в 20 – 50 м, ушла, казалось, целая вечность. Когда мы добрались до маршевой лестницы, которая также вибрировала, так что ступить на нее было жутко, произошло самое страшное – в 04:25 в третий раз рвануло железобетонное перекрытие. На позиции, с которых мы отошли, рухнули обломки железобетонных плит.
Тут я подумал, что было бы с нами, не уведи я бойцов. Слава Богу! Все остались живы! Я не знаю, как это назвать — чудом или везением? Считаю, что главную роль сыграл мой профессиональный опыт и чутье. Раньше я не раз видел обрушение железобетонных плит, особенно их специфическую «канонаду» под воздействием температуры. Услышав знакомые звуки, я, к счастью, не ошибся, правильно определил сигнал тревоги. А ведь до смерти оставались какие-то секунды.
Когда после взрыва и обрушения все утихло, я увидел, что к нам по маршевой лестнице поднимаются двое пожарных. Я с радостью узнал их. Это были заместитель начальника ГУПО И.Ф. Кимстач и начальник УПО И.Л. Антонов. Я впервые увидел их в полном пожарном снаряжении и в резиновых сапогах. У меня сразу же появились новые внутренние силы, и я начал рассказывать прибывшим о том, что происходило на моем участке и как удалось спасти бойцов.
Командиры поблагодарили меня и сказали, что дадут указание сменить нас. Я уверен, что если бы не генералы, которые своими глазами увидели тот ад, в котором работал я со своими подчиненными, не видать мне ордена как своих ушей — могли даже обвинить, дескать, отсиживался где-то в подвале…
С момента развертывания стволов на отметке 8 в 03:25 до момента третьего взрыва перекрытия в 04:25 прошел час. Час, показавшийся нам вечностью, когда мы, напрягая все человеческие силы, мобилизуя и поддерживая всех бойцов, вели неравную, непосильную борьбу с огнем в этом кромешном аду на высоте 45 метров. Страдая от высокой температуры и горячего пара, мы выходили из положения как могли, обливали себя водой, лежали по очереди на бетонном полу, ведь все металлические конструкции с каждой минутой нагревались все больше. Ствольщики то продвигались вперед, то отходили назад, не выдерживая высокой температуры. В этих неимоверно тяжелых условиях мы выдержали целый час.
Через 4–5 минут после ухода с боевого участка И.Л. Антонова и И.Ф. Кимстача к нам поднялись офицеры и солдаты, чтобы помочь спуститься вниз. Ведь все мы были обледеневшие и физически измотанные, я уже не говорю о психологическом состоянии личного состава. У выхода с маршевой лестницы горевшего корпуса ТЭЦ нас встретил наш командир бригады полковник А.Д. Сказин. Он высоко оценил наши действия и мужество.
Некоторых солдат поместили в машины «скорой помощи» для проверки и оказания медицинской помощи. С остальными я был размещен в теплом помещении, где с нас сняли обледеневшие боевки и плащи, выдали смену одежды и белья и горячую пищу, привезенную из в/ч 5103. Одним словом, мы получили все необходимое, чтбы быть в полной боевой готовности.
В 05:35 я пошел посмотреть на пожар «со стороны». Пожар был уже локализован. А в 06:00 была объявлена его ликвидация. Я смотрел вверх и ужасался: там, где мы находились, были только глыбы покореженных, погнутых, расплавленных металлических конструкций и двутавровых металлических балок, которые деформировались и превратились в витые веревки. Я еще раз поблагодарил Бога за то, что нам удалось вовремя оттуда уйти и увести людей.
Котлы №№ 1, 2 и 3 вместе со всеми коммуникациями (воздуховодами, газомазутопроводами, рабочими площадками, лестницами, теплоизоляцией и др.) были полностью разрушены и выведены из строя. Деформировались металлические конструкции фонарей над котлами №№ 1 и 2. Железобетонные плиты смещены, примыкающая к плитам кирпичная стена и стена турбинного отделения разрушена.
Вот почему, когда весь офицерский состав гарнизона в течение пяти дней приезжал изучать этот пожар на месте, у многих увидевших такую картину нервы не выдержали, и ряд офицеров, имеющих выслугу лет, в течение ближайшего времени подал рапорта на пенсию.
Но четко работали спасенные от огня генераторы и котлы №№ 4, 5, 6, 7. Спасено сердце
На тушении
Высшее командование, И.Л. Антонов и И.Ф. Кимстач, успевали везде и знали все. По приказу генерала Антонова был создан второй оперативный штаб пожаротушения, в который вошли ответственные работники
Игорь Фотиевич Кимстач, главный разработчик и составитель нового Боевого устава пожарной охраны (БУПО) МВД СССР, введенного в действие 9 ноября 1970 года, сам опытный «тушила». На
Необходимо отметить, что особо сложным и опасным тушение пожара сделал фактор разрушения газопровода
диаметром в 600–800 мм. Разрушение котлов произошло в основном из-за воздействия высокой температуры
пламени газа.
И на таком сложнейшем пожаре все офицеры проявили героизм и мужество, все были на этом пожаре рядом со своими подчиненными и уберегли их от верной смерти, а беда могла произойти очень большая. Каждый из нас работал на износ. И если давал слабину, как, например, на моем боевом участке, то только потому, что условия были нечеловеческими. Но даже поддавшись страху, люди брали себя в руки и продолжали усмирять огонь.
Несмотря на явную угрозу и критические ситуации, на пожаре не погиб ни один человек, более того, никто, включая работников станции, не получил травм и ожогов.
Сделало свои выводы из случившегося и руководство
Найти
