В.Я. Романюк о тушении пожара на ЧАЭС 23 мая 1986 года

Участник пожаротушения 22-23 мая 1986 года, полковник в отставке, кавалер ордена «За личное мужество» Владимир Яковлевич Романюк:
      
      – Тот день и сегодня у меня перед глазами. В ночь с 22 на 23 мая 1986 года на 4-м энергоблоке ЧАЭС возник пожар, который по своим потенциальным последствиям грозил всеевропейской катастрофой. Вопреки тому, что позже написали в «Акте о загорании кабелей на 4-м энергоблоке ЧАЭС...», никому из нас, пожарных команды Максимчука, не было известно ни о точном месте возникновения пожара, ни о том, что именно горит. Собственно тушению пожара должна была предшествовать пожарная разведка, проведение которой и взял на себя Максимчук В.М. Все самое опасное в жизни огнеборца он всегда брал на себя лично. В отличие от многих и многих...
      Я позже немало лет проработал во Всесоюзном (затем Всероссийском) пожарном Главке и хорошо знаю, как беззаветно уважали этого замечательного огнеборца рядовые сотрудники. Уважали и любили его. Не всем это нравилось. Но вернемся к майскому пожару на 4-м энергоблоке в 1986 году.
      В ту страшную ночь Максимчуку руководить приходилось не по написанному сценарию – не было еще в истории мировых пожарных служб такого сценария. Ни один руководящий документ не мог дать подсказку, как надо действовать в данной ситуации. И Владимир Михайлович, проанализировав ее, решительно пошел на отступление от действующих в то время нормативных документов службы пожаротушения, взял всю ответственность на себя, спас многих своих подчиненных, а именно – не допустил длительной работы большого количества людей в смертельной зоне.
      После сообщения о пожаре на 4-м энергоблоке и доклада начальника караула о сложившейся обстановке мы на штабном БТР во главе с В.М. Максимчуком выехали на станцию для проведения разведки. Я был в качестве дозиметриста и хорошо запомнил скачки уровня радиации: 10, 30, 50 рентген по мере приближения к разрушенному реактору.
      Было установлено, что в помещениях главных циркуляционных насосов 4-го энергоблока в двух местах горели кабели силовых сборок. Возникла угроза распространения пожара в 3-й энергоблок, что могло привести к катастрофе еще более глобального масштаба.
      Второй раз в эту ночь к разрушенному реактору я поехал уже в составе звена для непосредственного тушения пожара.
      Ситуация усугублялась тем, что радиационный фон и этих помещениях «прыгал» до 200–250 р/ч и более (шкала дозиметра больше не позволяла определять уровень радиации), сложностью планировки помещений и прокладки кабельных трасс, неисправностью после взрыва противопожарного водопровода, а также скованностью в движениях из-за надетого специального снаряжения и отсутствием освещения, хотя раскаленные от огня почти добела кабельные короба освещать необходимости не было.
      Чтобы потом остаться в живых, нам и последующим группам (по 4–5 человек), которые 23 мая 1986 года участвовали в ликвидации второго пожара на 4-м энергоблоке ЧАЭС, Максимчуком лично было отведено время не более 5–10 минут.
      После того страшного пожара все мы, кто входил в команду Владимира Максимчука, и прежде всего Саша Гудков, Володя Чухарев — это были его ближайшие сподвижники, которым Максимчук доверял беспредельно, мои украинские коллеги по уникальному пожаротушению, – открыто говорили между собой, что только за эту разведку и установление места, где находился очаг загорания (а горело не что-нибудь, а кабели, находившиеся под высоким напряжением), – только за это деяние, осуществленное Максимчуком в условиях сверхэкстремальной радиации, чему не было аналогов в истории огнеборчества, наш командир заслуживал звания Героя Советского Союза. Но ведь кроме героической разведки он еще в тот день осуществил суперточное, основанное на гениальной интуиции и знании законов пожарного искусства руководство пожаротушением, осуществил его «вахтовым методом», когда одна группа огнеборцев, вопреки уставу, сменяла другую, не давая смертоносной радиации уничтожить нас. Это было какое-то духовое озарение командира, на него словно бы дух святой низошел. Максимчук добился невозможного – и пожар потушил, и людей спас. Спас всех нас, кроме самого себя... Но вместо звания Героя Советского Союза наш командир получил строжайший приказ о молчании. Никто из нас не имел права рассказывать о подвиге нашего командира многие годы.