Тушение пожара на ЧАЭС 23 мая 1986 года

      По результатам разведки пожара Максимчук определил следующий план действий:
      — уточнить наличие напряжения в кабелях, подлежащих тушению;
      — развернуть дополнительно пожарную насосную станцию на реке Припяти и организовать подачу воды к месту пожара (была проложена вторая рукавная длиной в 1,5 км и диаметром 89 мм);
      — продолжать тушить пожар малыми, не более 5 человек, группами; во главе должен был быть офицер;
      — установить время работы каждой группы – не более 10 минут;
      — перевозить личный состав от административного корпуса, где радиационный фон был относительно низким, до места пожара на бронетранспортерах, поскольку высокий радиационный фон не позволял сосредоточить личный состав возле 4-го блока;
      — создать дополнительные расчеты из сводного отряда в Иванково и направить их на АЭС.

      Такой план действий откровенно противоречил существовавшему уставу пожарной охраны, однако последний писался, когда об авариях, подобных Чернобыльской, никто не мог даже подумать. Максимчук в подробностях знал, что стало с первыми ликвидаторами, тушившими ЧАЭС 26 апреля, и хотел уберечь своих подчиненных от страшной, мучительной, долгой смерти от острой лучевой болезни, выпавшей на долю Правика, Кибенка, Игнатенко, Ващука, Тищуры, Титенка и сотрудников АЭС, которые до последнего бились с вышедшим из-под контроля атомом.
      Позже Владимир Михайлович Максимчук напишет: «Принять такое решение мне было непросто, зная требования боевого устава пожарной охраны. Но и сегодня, спустя почти пять лет, считаю это решение единственно правильным. Нам удалось не только ликвидировать пожар, но и спасти жизни десяткам пожарных».

      Учитывая сложность планировки помещений, Максимчук определил порядок передвижения личного состава от БТР до пожара по рукавным линиям, чтобы в темноте не сбиться с маршрута и исключить несчастные случаи. Водяные стволы были надежно закреплены бойцами Чухарева и заземлены на месте пожара, подача воды не прекращалась ни на секунду.

Говорит Владимир Михайлович Максимчук:
      – Главной задачей было, чтобы все пятерки доходили до отметки 12,5. Там было страшнее всего. Во главе каждой пятерки я ставил самых опытных офицеров. Но состояние мое с каждым часом, да что там часом, с каждой минутой ухудшалось. Нога горела, как после сильного ожога, головокружение. И вдруг, как гром среди ясного неба, по громкоговорителю объявили: «В зоне пожара 250 рентген». Состояние мое было жутким. Я думал, как это сообщение отразится на людях. Каково теперь их состояние... Но люди оставались на своих местах, никто не дрогнул. Я с восхищением наблюдал, как заботливо готовили очередные пятерки, бойцы помогали друг другу хорошенько экипироваться. Видел, с какой заботой провожали тех, кто шел в ад, как-то нежно, по-матерински...
      Работали все пятерки без особых команд. Главное было вовремя сформировать очередную пятерку, а для меня самое главное было, чтобы хватило людей. Я очень за это волновался. Вы только представьте мои мысли в те минуты. Посылать или не посылать по второму разу тех, кто уже был в зоне? Я понимал, что не имею права этого делать, потому что не мог распоряжаться жизнью людей. Но что делать, ведь, с другой стороны, я не мог бросить почти потушенный пожар на произвол судьбы. Это же преступление со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но, слава богу, помощь из Киева пришла вовремя. Радости моей не было предела. Я сказал Скидану: «Дорогой Николай Иванович, тебя прислал, наверное, сам Господь Бог!» Это была колоссальная, решающая помощь в деле полной ликвидации пожара.

      Первую пятерку возглавил Александр Гудков. В 02:45 БТР с группой Гудкова нырнул в кромешную тьму транспортного коридора. Бойцы Чухарева уже проложили по транспортному коридору 4-го блока магистральные и рабочие линии со стволами. Группе Гудкова надо было только, не теряя ни секунды, подниматься к месту пожара, брать рабочие (под давлением) стволы и тушить.
      Чтобы справиться с пожаром, не хватало бойцов и офицеров, которые должны были возглавлять каждую боевую пятерку. Максимчук вызвал все резервы из Иванково и Киева, в ту ночь у него в подчинении было 318 человек и 60 единиц пожарной техники.

      Во время тушения пожара В.М. Максимчук трижды ходил на станцию. Было крайне важно, чтобы огонь не перешел в реакторное отделение 3-го энергоблока, что могло бы стать началом новой чернобыльской катастрофы.

      Когда пожарные, прибывшие вместе с Максимчуком, закончили свою работу,
      Прибывший с подкреплением капитан Владимир Александрович Осипов вспоминает:
      – Нам было легче, во всяком случае в начале. Легче в том отношении, что путь к огню уже был проложен. Пожарные рукава служили указателем, и потому мы, как только выскочили из БТР, не потеряв ни секунды, побежали на высоту 12,5. Мы знали, куда бежать, знали и то, что путь огню к машинному залу отрезан… Значит, возможность взрыва исключена. Главное теперь – локализовать пожар, а тогда – пенная атака. Но до этого еще нужно было дойти. Если главный источник пожара в помещении 402 – а в нем предшественники разрушили все коробы, – то оттуда огонь мог легко перекинуться на помещения 401 и 403. Они-то пока и остались непроверенными. Я попал в 401-е сразу же. Возле стены краснел короб. Значит, в нем огонь. Нашим ребятам удалось быстро с ним справиться. Больше в этом громадном зале не горело ничего».

      Затем В.М. Максимчук рассчитал и с участием свежего подкрепления, прибывшего из Киева, провел пенную атаку на все кабели, тоннели и помещения, чтобы возгорание не повторилось. Все тоннели и помещения, где происходило горение, стали заполняться пожарной пеной. К 10:30 23 мая 1986 года загорание кабелей на 3-м и 4-м энергоблоках Чернобыльской АЭС было ликвидировано.

      Когда работы окончились, сил у подполковника не осталось... Однако он успел дать команду – всех отработавших в зоне мыть, переодевать, тяжелых отправлять в санчасти и госпиталя. Среди 42 тяжелых оказался и Владимир Чухарев, который провел на 4-м блоке два часа.

      Из воспоминаний В.М. Максимчука:
      – Почувствовал боль в груди. Стало тошнить, такое состояние, будто кто-то насыпал горящих углей. Боль все усиливалась и продолжалась еще долго, пока находился в госпиталях. Стало больно говорить, трудно передвигаться. В 14:30 23 мая, оставив группу пожарных на АЭС с Гудковым, дал отбой другим силам, уехал со станции, думал, немного отдохну и буду работать дальше. Но земля уходила из-под ног.

      Проведший 10 часов в зоне высокой радиации, подполковник потерял сознание и с признаками сильнейшего облучения был отправлен в госпиталь в Киев.

      Стоит отметить, что мнения Максимчука, его ближайших помощников Чухарева и Гудкова и других офицеров штаба, например В.С. Ткаченко и Ф.Ф. Коваленко, о тактике действий по ликвидации опаснейшего пожара не во всем были едины. Предложения разнились. Поэтому Максимчук как руководитель тушения пожара принял решение единолично, а его соратники, действуя вместе, единой командой, его выполнили. В противном случае героизм Владимира Михайловича не достиг бы своей цели, хотя тактическое решение было безусловно гениальным.
      Несмотря на всю проведенную соратниками Максимчука работу, о его действиях на этом пожаре известно еще далеко не все, поскольку не все он рассказывал даже самым близким. Причина была прежде всего в том, что Политбюро ЦК КПСС запретило говорить об этом пожаре. Для Максимчука нарушение этого запрета было равносильно измене Родине. Поэтому многие факты и события он унес с собой в могилу. И наш человеческий долг – по возможности снять пелену запрета, донести этот ценнейший материал и опыт до людей.